По следам Кутузова

(Дунайская велодорога)

Тур Хердал

Дунайская велодорога,  Donaueradweg -  один из самых примечательных  велосипедных маршрутов Европы.   Широкая асфальтовая лента берет начало в Баварии, следует по  берегам  главной реки Европы, проходит через три столицы – Вену, Братиславу и Будапешт и в конце концов исчезает где-то на подходе к не сильно велосипедизированной  Румынии. Можно ехать и в обратном направлении, от Будапешта:  в обоих вариантах уклон от падения Дуная не ощущается. Гораздо большее значение имеет ветер, а господствующие  ветра в Европе летом - западный и юго-западный.

Я начал путь по Дунайской велодороге в баварском Регенсбурге. Сейчас этот город небольшой, а когда-то был значительным. В Регенсбурге  был принят в масонскую ложу молодой Кутузов,  будущий спаситель России. Никакого влияния на последующую жизнь Михаила Илларионовича масонство не оказало.   В то время масонство было светской условностью, символом принадлежности к хорошему обществу (вспомним, хотя бы, как Толстой высмеял  масонские игры Пьера Безухова).

Из-за Кутузова я и начал с Регенбурга, куда приехал из Праги. В путешествиях юности для меня важен был азарт преодоления пространства. Теперь, путешествуя в координатах  географии,  я ловлю себя на том, что на самом деле путешествую в истории.  Дунайская велодорога – это, конечно, комфортабельный асфальтовый променад от отеля до отеля или от кемпинга до кемпинга.  Но для меня, прежде всего, это путь по следам Кутузова.

В Регенсбурге  никто не помнит о Кутузове (его в Европе невысоко ценят, поскольку люди вообще не уважают полководцев, предпочитавших воевать малой кровью). Я на это не обиделся, прокатился по историческому центру, подкрепился традиционными регенсбургскими колбасками с тушеной капустой и начал свой путь по левому берегу Дуная.  Специальные таблички не давали  запутаться в улицах попутных городков.   Напористый ветер толкал в спину, оставалось только слегка подкручивать педали, чтобы мой нагруженный всем необходимым для походной жизни шоссейник держал скорость 30 км в час. Вскоре я настолько расслабился, что прозевал момент, когда ехавший впереди велосипедист резко отвернул от препятствия, которого я за ним не видел. Почти посередине велодороги немецкие дяденька и тетенька оставили свои велики, а сами присели поодаль на скамейку, чтобы полюбоваться Дунаем. В эти два велосипеда я и въехал, не успев ни отвернуть, ни затормозить. Поломал им спицы и подножки, а сам отделался ссадинами на колене и ушибом плеча. Мой велосипед вообще не пострадал. Хорошенькое начало! – подумал я и повысил бдительность. На немца надейся, а сам не плошай!

Вскоре после Регенсбурга в Дунай справа впадает река Инн – пограничная между Австрией и Баварией.  До этой реки Кутузов дошел в октябре 1805 года, спеша на соединение с австрийской армией генерала Мака. Австро-Русскую антинаполеоновскую коалицию финансировала Англия, напуганная приготовлениями императора французов к высадке на Британских островах. Союзники выступили порознь, надеясь соединиться возле французских границ. Но Наполеон оказался шустрее. Он стремительно перебросил свою армию из нацеленного на Британию лагеря на Ла-Манше, стиснул Мака под Ульмом, запугал и принудил к сдаче. Парадная капитуляция не сражавшейся армии выглядела великолепно: на желтеющей равнине торжественно гремели барабаны, снежно белели цесарские мундиры, торжественно-печально колыхались склоняемые знамена, беззлобно сверкали слагаемые штыки...

Кутузов остался один на один с превосходящими силами французов. Он немедленно начал отступление вдоль правого берега Дуная на соединение с подходившими из России войсками, с которыми оказать честь Европе спешил юный император Александр Первый.  Но русские были далеко, а Наполеон близко. К тому же Наполеон был мастером маневра и двигался чрезвычайно быстро, пренебрегая обозами. Солдаты его добывали провиант старым проверенным методом – грабежом обывателей. Кутузов не мог поступать подобным образом на земле союзника, он не хотел оставлять больных, его обозы растянулись, армия шла медленно, противник поджимал. А тут еще русский император, озабоченный вопросами престижа, предлагал отходить героически, с боями. Кутузов письменно объяснял монарху, что  арьергардный бой легко начать, но трудно кончить, ведь враг подтягивает силы, а наши войска отходят. Такой бой часто заканчивается окружением арьергарда превосходящими силами противника, потерей артиллерии, оставлением раненых. Впрочем, арьергардных боев и так хватало, а под Кремсом Кутузов дал бой по своей инициативе.

Я катил по левому берегу Дуная, помня, что русская армия в 1805 году отступала по правому. Таким образом, я пропустил места локальных арьергадных боев. Были ли там водружены к столетию наполеоновских войн памятники, как в других местах, не знаю. Надо же оставить что-то другим первооткрывателям. Ведь из-за долгой советской изолированности от мира всякий русский за границей – немного первооткрыватель.

Кутузову надо было сделать выбор: или с оставшимися австрийскими частями защищать Вену, или уходить на север, в Моравию на соединение со своими. Как  впоследствии под Москвой, Кутузов предпочел сохранить армию, пожертвовав столицей. Местом, удобным для перехода армии через Дунай, был город Кремс. Сзади наседал Мюрат, а по левому берегу в надежде перехватить переправу спешил со своим корпусом Мортье. Кутузов успел перейти, уничтожил мост через Дунай и решил проучить Мортье, чтобы отбить у него охоту преследовать русскую армию на предстоящем трудном переходе через горы.

Описания боя и оценка его итогов у разных историков крайне противоречивы. Из их анализа и ситуации на местности можно предположить следующую реконструкцию.

На подходе к Кремсу возле селения Дюрнштейн (раньше даже по-немецки писалось – Дюренштейн) дорога проходит через «бутылочное горлышко»

между нависающими горами и Дунаем. Русские (Милорадович) неожиданно атаковали дивизию Газана, когда она уже прошла через теснину. Замысел состоял в том, чтобы загнать французов обратно «в  бутылку» под огонь специально посланного в обход по горам отряда под командованием Дохтурова. Мочить давящихся в отступлении французов, безопасно паля с неприступных горных круч – заманчивая была перспектива! Подъезжая к Дюрнштейну, я смог визуально оценить всю прелесть замысла. Но, как часто случается на войне, отряд припоздал и к тому же не смог протащить через горы пушки.  Потом Дохтуров вроде бы сам попал под удар подходивших свежих сил Мортье. Французы, хотя и отступили, но катастрофы избежали. Случилась одна из тех побед, которые  ничего не меняют в балансе сил и даже могут быть более вредны победителю, чем побежденному. Но они неоценимо полезны для боевого духа отступающего войска. К тому же Мортье, действительно, отпрянул  и в дальнейшем под ногами не путался.

На месте боев у Дюрнштейна, где узкая теснина разливается плантациями виноградников, высится   впечатляющий памятник исторической драке. Поименованы Кутузов, Мортье и Андреас Бауэр, проводник-австриец, показывавший русскому отряду обходную тропу в горах.

У Кутузова к тысячам больных (когда солдаты неделями совершают марши по 40-50 километров в день, потери заболевшими обычно превышают боевые потери) прибавились сотни раненых, и он вынужден был оставить наиболее тяжелых в Кремсе, письменно поручив их, по обыкновению того времени, «человеколюбию французов». Некоторые нынешние  историки упрекают Кутузова за оставление раненых в Кремсе, как потом в Можайске и Москве. Они по инерции 20 века мыслят категориями совсем другой войны,  и им не хватает фантазии представить себя на месте этих несчастных, истекающих кровью в костедробительной тележной тряске под студеным осенним дождем. В 19 веке цена человеческой жизни еще не упала так низко, как в 20 –м, и вопросы идеологического престижа еще не казались важнее гуманности.

Поколесив по Кремсу, я оставил ровную велодорогу, потому что путь Кутузова дальше лежал через горы на север, к австрийскому Цнайму, нынешнему чешскому Зноймо. Дорога эта тогда была узкой, колдобистой и крутой.  Пока наши вразумляли Мортье, Наполеон, пройдя восточнее по правому берегу Дуная, взял обнаженную Вену. Взятая столица подобна девушке, потерявшей честь, - писал он, - что потом ни делай, а честь не воротишь! Не знал еще, бедолага, что есть средство от бесчестья – очистительный огонь.

Мост  через Дунай был  захвачен  Мюратом – Толстой описал, как раззявы - австрийцы его прошляпили. Французы оказались на левом берегу и начали движение на север наперерез русским по дороге, которая, как утверждал Толстой, была короче и лучше, чем та, по которой карабкался Кутузов. Насчет «короче» классик погорячился, но она действительно была намного глаже и равниннее, так что Кутузов мог запросто оказаться запертым в горах и отрезанным от идущего на выручку царя. Надо было во что бы то ни стало задержать французов, и Михаил Илларионович послал им наперехват небольшой отряд под командованием Багратиона. У меня с собой была распечатка страниц «Войны и мiра», где Толстой запротоколировал обстоятельства Шенграбенского дела. («Мip» пишу в старой орфографии, так как в современной искажается смысл: Толстой имел в виду не   «мир» как состояние без войны, а общество, людей – на мiру и смерть красна! Война и люди – об этом его книга). Из «протокола» не ясно, где именно ночью с 2 на 3 ноября прошел отряд Багратиона, но, думаю, что я в общих чертах повторил его путь, одолевая холм за холмом на пути к Голлабрюнну и Шенграбену, а точнее – Шенграберну (в русской литературно-исторической традиции неудобное второе «р» выпало). По стечению обстоятельств мне тоже пришлось ехать поздно и довольно усталым. Эта местность и теперь населена  слабо, гостиниц и кемпингов на пути не предвиделось, пришлось заночевать прямо в виноградниках. Одной бутылки воды хватило, чтобы принять душ, другой – на вечерний чай (осталось и на утренний), и я далеко за полночь счастливо отрубился на мягком самонадувающемся thermarest’e.  Под утро меня разбудило негодующее утробное ворчание каких-то копытных, чей территориальный суверенитет я так бесцеремонно попрал.

Утром меня радушно приветствовал из   кабины трактора австрийский кулак-бауэр,  делавший обрезку винограда с помощью довольно жуткого навесного орудия. Я собрался и покатил дальше на восток навстречу сгущавшимся тучам. В скучной сельскохозяйственной  местности как сказка вспоминались веселые селения дунайского берега, их недорогие вкусные обжорки, комфортабельные кемпинги.

Шенграбен

С неба мерзко капало, когда я оказался у Шенграбена – деревни, оседлавшей венское шоссе. В полукилометре южнее Шенграбена в окружении деревьев стоит впечатляющий черный обелиск, сооруженный в память австрийцев, русских и французов, павших в сражениях 1805 и 1809 годов. Я проехал севернее Шенграбена и оказался на месте русских позиций, дотошно описанных Толстым от имени Андрея Болконского. Все оказалось почти как в романе, только небольшого леса уже не было,  овраги выровнялись в лощины, а ручей совсем истончился.

Памятник в Шенграбене

По сторонам, насколько хватало глаз, лежали поля. Местность была однообразно-ровной и голой.  Выбирать позицию особенно не приходилось: Багратион спешил перехватить венскую дорогу и пришел туда, куда мог прийти по кратчайшему расстоянию. Но двести лет назад, вероятно, небольшие перелески  закрывали обзор, благодаря чему пятитысячный отряд Багратиона мог сойти за авангард армии, находящийся где-то неподалеку. В самом деле, кому бы могло прийти в голову, что горстка людей посреди необъятной равнины, без всяких укреплений встала в оборону против тридцатитысячного корпуса   Мюрата, за которым следовал сам Наполеон?  Вот Мюрат и подумал, что перед ним вся русская армия, и затеял с Багратионом  переговоры о перемирии, ожидая подхода основных французских сил.  Через сутки он получил нагоняй от Наполеона, написавшего  незадачливому кавалеристу, что своей «дипломатией» он губит плоды всей кампании.